— Вот это, — говорил butler, указывая на портрет, — сэр Уильям Спенсер-Свифт (1775-1835). Он сражался при Ватерлоо и был личным другом Веллингтона. Портрет кисти сэра Томаса Лоуренса, так же как и портрет его супруги, леди Спенсер-Свифт.
Среди слушателей пробежал шёпот:
— Той самой…
Дворецкий с заговорщическим видом едва приметно кивнул головой, не теряя при этом достоинства и важности.
— Да, — добавил он, понизив голос до шёпота, — той самой, что была возлюбленной Байрона. Той, которой он посвятил знаменитый сонет «К Пандоре».
Двое туристов начали декламировать первую строфу. Дворецкий величественно кивнул головой.
— Совершенно верно, — подтвердил он. — А это — сэр Роберт Спенсер-Свифт, сын предыдущего (1808-1872). Портрет писан сэром Джоном Миллесом.
И склонившись к своей пастве, он доверительно сообщил:
— Сэр Роберт появился на свет через четыре года после того, как Байрон гостил в Виндхерсте. Молодая женщина спросила:
— А почему Байрон приехал сюда?
— Он был другом сэра Уильяма.
— Ах, вот что! — сказала она.
Эрве Марсена остановился позади группы, чтобы получше рассмотреть оба портрета. У мужа, сэра Уильяма, было широкое, красное от вина, обветренное лицо. Он производил впечатление человека вспыльчивого и высокомерного. В воздушной красоте его жены сочетались величавость и целомудрие. Однако, приглядевшись повнимательней, в чистом взгляде леди можно было уловить и затаённую чувственность и не лишённое жестокости кокетство. Туристы уже устремились к выходу, а молодой человек всё ещё задумчиво разглядывал портреты. Дворецкий деликатно шепнул, наклонившись к нему:
— Простите, сэр, у вас есть билет? Вы пришли позже других… Все уже заплатили. Поэтому, если позволите…
— Я не турист. Леди Спенсер любезно пригласила меня провести здесь уик-энд и обещала показать интересующие меня документы…
— Извините, сэр… Стало быть, вы и есть молодой француз, рекомендованный леди Хемптон? Минутку, сэр, я только провожу этих людей и тотчас уведомлю её милость… Комната вас ждёт, сэр. Ваши вещи в машине?
— У меня только один чемодан.
В дни, когда леди Спенсер-Свифт открывала двери своего замка иностранным туристам — эти посещения освобождали её от уплаты налогов, — сама она уединялась в гостиной, расположенной во втором этаже. Туда и провели молодого француза. Старая леди держалась горделиво, но без чопорности. Её надменную осанку смягчала насмешливая прямота.
— Не знаю, как вас благодарить, — начал Марсена. — Принять незнакомого человека…
— Nonsense, — объявила леди. — Какой же вы незнакомец? Вы явились по рекомендации моей лучшей подруги. Я читала ваши книги. Я давно жду человека, который мог бы тактично поведать миру эту историю. Думаю, что вы как раз подходящее лицо для этого.
— Надеюсь, миледи. Но я не верю своему счастью:
возможно ли, что ни один из блестящих английских биографов Байрона не опубликовал ваших документов?
— Ничего удивительного в этом нет, — объяснила леди. — Мой покойный муж не разрешал показывать дневник своей прабабки ни одной живой душе. На этот счёт у него были старомоднейшие предрассудки.
— А разве эти бумаги содержат нечто… ужасное?
— Понятия не имею, — сказала она. — Я их не читала. От этого бисерного почерка можно ослепнуть, да к тому же все мы прекрасно знаем, что пишут в дневниках двадцатилетние женщины, когда они влюблены.
— Но может случиться, миледи, что я обнаружу в этих бумагах доказательство… м-м… связи Байрона с прабабкой вашего мужа. Могу ли я считать, что и в этом случае я имею право ничего не скрывать?
Леди бросила на француза удивлённый взгляд, в котором мелькнуло лёгкое презрение:
— Разумеется. Иначе для чего бы я стала вас приглашать?
— Вы — само великодушие, леди Спенсер-Свифт… А ведь многие семьи, вопреки всякой очевидности, защищают добродетель своих предков до тридцатого колена.
— Nonsense, — повторила старуха. — Сэр Уильям был чурбан, он не понимал своей молодой жены и вдобавок обманывал её со всеми окрестными девками. Она встретила лорда Байрона, который был не только великий поэт, но и мужчина с ангельской внешностью и сатанинским умом. Леди выбрала лучшего. Кому придёт в голову её порицать?
Эрве почувствовал, что не стоит дальше обсуждать эту тему. Однако, не удержавшись, добавил:
— Простите, леди Спенсер-Свифт, но раз вы не читали этих дневников, откуда вы знаете, что Байрон гостил в Виндхерсте не только в качестве друга хозяина дома?
— Так гласит семейное предание, — решительно ответила она. — Мой муж знал об этом от своего отца, а тот от своего. Впрочем, вы сами сможете во всём удостовериться, потому что, повторяю, бумаги в вашем распоряжении. Сейчас я вам их покажу, а вы мне скажете, где вам удобнее работать.
Она вызвала великолепного дворецкого.
— Миллер, откройте красную комнату в подземелье, принесите туда свечи и дайте мне ключи от сейфа. Я провожу туда господина Марсена.
Обстановка, в которой очутился Марсена, не могла не подействовать на воображение. В подземелье, расположенном под нижним этажом здания и обитом красным штофом, в отличие от остальных помещений не было электричества. Пламя свечей отбрасывало вокруг дрожащие тени. К одной из стен был придвинут громадный сейф, отделанный под средневековый сундук. Напротив стоял широкий диван. Старая леди величественно спустилась в подземелье, опираясь на руку француза, взяла ключи и быстро повернула их в трёх скважинах замка с секретным шифром, после чего Миллер широко распахнул тяжёлые створки сейфа.